«Поколение моей жены уникальное. Оно может все»: Серж Танкян

“Спустя 13 лет после выхода альбома  Hypnotize группы System of a Down, фронтмен рок-группы Серж Танкян  бросил творческий вызов самому себе: стал работать над оркестровой музыкой, записывать джазовые диски и  и рок-экскурсы в прошлое. Еще его стала увлекать музыка к фильмам»,-  пишет издание «Rolling Stone», предваряя интересную беседу с музыкантом, которую NEWS am.STYLE представляет вниманию читателей.  

Танкян уже написал музыку для шести кинокартин. Последняя работа –  таинственное произведение к фильму «Спитак», рассказывающем о последствиях ужасного землетрясения 1988 года.  «Это был сложный фильм. Тяжелая тема и я старался, чтобы музыка не была слишком давящей, - рассказывает Танкян. - Режиссер Александр Котт сказал: «Я хочу реквием». А я ответил: «Это тяжело. Это же похоронная музыка». Вся надежда в фильме была на маленькую девочку, которая выживает. Правда, попадает в ловушку. Ее мир должен был быть более волшебным, поэтому нужны были, так сказать, эфирные нотки. Параллельно требовалась и тяжелая музыка для сцен, где показывлася разрушенный город. Это был интересный баланс».

Насколько сложно для вас было написать то, что вы называете похоронной музыкой в эмоциональном плане?

Я много раз плакал, наблюдая за кадрами, где люди оказались в ловушке, в одном пространстве со  смертью, разрушением и безнадежностью.  В киномузыке часто нужно нивелировать эмоции, нужно отойти и сказать себе: «Нет, парень, это слишком темно для этого». Одна из причин, по которой мне нравится сочинять для фильмов в том, что каждый режиссер хочет чего-то своего – в жанровом плане, звуковом и эмоциональном. Это здорово. Я каждый раз создаю и записываю разную музыку.

Есть ли у вас какая-то личная связь с землетрясением?

На самом деле, моя жена пережила землетрясение. Когда это случилось, она была в школе, и, к счастью, их здание не рухнуло. Они были довольно близки к эпицентру. Годы после землетрясения были самыми темными для Армении, как в эмоциональном, так и в энергетическом плане - без света, газа, воды, плюс холодные зимы.  Жена рассказывала мне, как они жгли костры в школе, чтобы просто согреться. Сразу после землетрясения начались грабежи и мародерство, уровень преступности вырос. Люди говорили: «Черт, мы только что узнали, что через 20 минут у нас будет вода» и бежали домой. Они должны были уметь подключать батарейки, чтобы смотреть что-то по телевизору, потому что не было электричества. Поколение моей жены уникальное. Оно может все.

А как насчет вас лично?

Я был в США, и помню, как ходил по домам, пытаясь собрать средства для Армении. Если поедете в Спитак  - эпицентр землетрясения, то увидите, какой он уникальный: каждый блок, каждая улица совершенно отличаются по архитектуре, потому что один построен американцами, другой шведами, третий итальянцами и немцами. Спитак- яркое свидетельство того, что сплотившись человечество  способно создавать что-то нужное, хорошее, прогрессивное.

Вы участвовали в эпизоде  Энтони Бурдена об Армении, и  встретились с семьей, у которой электричество включалось всего на час, или два в день...

Я помню это. Это семья нашего друга Мариам Мовсисян. И бабушка ее была классная. Тони простудился, а она ему говорила: «Тебе следует выпить немного этой водки и чаю, чтобы выздороветь»... Было тяжело потерять Тони. Действительно, очень сложно. Я знал его всего неделю, несколько раз созванивались но, черт возьми, кто мог знать... Затем умер Крис Корнелл в том же году. Это выбило меня из колеи.

Эпизод, в котором вы вместе снялись представил Армению многим, которые не знали о ее культуре и истории...

Бурден был удивительным человеком. Он всегда пытался понять культуру, геополитику, социальные условия. Он разговаривал с молодыми и пожилыми людьми, получая от них разные мнения по одному и тому же вопросу. И он примкнул к тем, что боролся за признание Геноцида армян... Я помню ночь перед шоу на CNN. Toни разговарилал с Андерсоном Купером: «Как это возможно, что мы находимся в такой стране, и при этом отрицаем этот геноцид, о котором знает весь мир? Я не могу поверить»... Это поразило меня: его ненависть к несправедливости и лицемерию. Я любил это в нем. Он был чертовски смелым. Вот почему я обратился к нему и захотел, чтобы он поехал в Армению, где мы прекрасно провели время.

Теперь, когда работа по «Спитаку» закончена, какие планы?

У нас есть несколько других саундтреков к фильмам. Я также режиссер двух документальных фильмов. Один из них - «I Am Not Alone» об армянской революции. Я встретился с премьер-министром и сказал: «Мы должны снять фильм об этом. Никто не поверит, что за 40 дней коррумпированный режим был заменен демократическим без капли крови. Никто не поверит в это». Я буду сочинять музыку для этой картины. Также работаем над музыкальным документальным фильмом с рабочим названием «Truth to Power». Он о том, может ли музыка изменить мир...  

В следующем году у вас  гастроли с System of a Down.  А с Дароном Малакяном в этом году была небольшая ссора в прессе... Как у вас отношения после этого?

Мы собрались, чтобы репетировать, сказали «привет», поговорили и  продолжили, как мы всегда это делали. Мы были друзьями около 25-30 лет. Люди знают: бизнес - это бизнес, но когда в группе проблемы, это сбивает с толку, потому что вы очень близкие друзья.

Еще одна вещь, которую сказал Дарон, это то, что ты никогда не был «хэви-метал» или «рок» - парнем...

Я думаю, что он имел в виду, что тяжелые композиции группы идут от него и Шаво. И это правда. Когда я рос, я слушал и тяжелую музыку, и все другие стили и направления: от армянской, арабской до европейской музыки. В семидесятых я и вовсе слушал диско и фанк. Брат познакомил меня с «хэви-метал»-ом. Тогда я впервые услышал Slayer и стал его поклонником. Я был больше слушателем. Я слушал «дэд-метал» три месяца, а следующие три месяца «хип-хоп», затем панк... Но, у меня не было таких же тяжелых рок-корней, как у Шаво и Дарона.